На одной из репетиций дирижёр заметил Петру Ильичу Чайковскому:
—А знаете, Пётр Ильич, в «Мазепе» ощущаются интонации из «Евгения Онегина» и «Пиковой дамы».
—А знаете, маэстро,— ответил ему в тон Чайковский, — и «Мазепа» и «Евгений Онегин», и «Пиковая дама» — мои оперы.
Антона Рубинштейна спросили, что было самым трудным, когда он учился игре на рояле.—Платить деньги за уроки, — ответил он.
Бетховен в Дрездене слушал довольно посредственную оперу Паэра “Леонора”. Когда после спектакля Паэр спросил, что думает Бетховен о его произведении, тот ответил:
— Ваша опера настолько мне понравилась, что я, наверно, напишу к ней музыку.
И Бетховен сдержал свое слово: он написал на тот же сюжет оперу “Фиделио”.
Артуро Тосканини и Пьетро Масканьи пригласили принять участие в большом музыкальном фестивале, посвященном памяти Верди. Масканьи, завидовавший дирижерской славе Тосканини, принял приглашение с условием, что он получит гонорар более высокий, чем Тосканини.
– Пусть будет больше хотя бы на одну лиру,- настаивал Масканьи.
Фестивальный комитет согласился.
Получая гонорар, Масканьи с удивлением обнаружил, что ему достается… одна лира. Тосканини дирижировал бесплатно.
Знаменитая итальянская певица Катерина Габриелли запросила у Екатерины II пять тысяч дукатов за два месяца выступления в Петербурге.
– Я своим фельдмаршалам плачу меньше, – запротестовала императрица.
– Отлично, Ваше императорское величество, – отпарировала Габриелли, – пусть Ваши фельдмаршалы Вам и поют.
Императрица уплатила указанную сумму.
В Вене слушалось судебное дело двух композиторов. Один обвинял другого в том, что тот украл у него мелодию.
В качестве эксперта пригласили приехавшего туда ненадолго Сен-Санса. Когда тот ознакомился с обеими партитурами, судья спросил:
– Итак, господин эксперт, кто же все-таки оказался потерпевшим?
– Жак Оффенбах, ответил Сен-Санс.
Во время гастролей в Москве, в Большом, Герберт фон Караян, желая придать звуку трубы возможно большую отдаленность, посадил первого трубача на галерку. Однако в нужный момент вместо звонкого сигнала раздался совершенно неприличный отрывистый звук. Дирижер не растерялся и подал знак второму трубачу в оркестре, который и сыграл требуемый сигнал. В антракте был скандал:
– Что Вы наделали! Вы чуть не сорвали мне всю увертюру!
– Простите, – смущенно пробормотал трубач, – но едва я поднес трубу к губам как вбежала пожилая билетерша и стала вырывать ее у меня из рук со словами: “Как тебе не стыдно, мерзавец, ведь дирижирует великий Караян!”
Однажды оркестровую репетицию проводил молодой, но слишком заносчивый дирижер, который хотел похвастаться своим исключительным слухом и музыкальностью.
Только оркестр доиграет произведение до середины, как дирижер манерным жестом останавливает музыкантов:
— Второй гобой, я вас прошу в тутти в пятой цифре сыграть вашу фразу чуточку тише и более связно: та-та-та… Все сначала!
Начали еще раз, увлеклись, разогнались — а дирижёр опять стучит папочкой по пюпитру:
— Альты, внимание, у вас в шестой цифре есть ноты фа-ля. Сыграйте их с легонькими акцентами!
Оркестр играет,— его опять останавливают.
Наконец, музыкантам это надоело, и ударник на общем пианиссимо что есть силы стукнул в большой барабан. Маэстро удивленно моргнул глазами и спросил:
— Кто это сделал?
В одном украинском оперном театре произошел курьезный случай в сцене дуэли из оперы “Евгений Онегин” П. И. Чайковского. По недосмотру в пистолете Онегина был слабо забит заряд. И вот в патетическую минуту, когда Онегин с решительным видом нажал курок, из дула пистолета вылетел пыж. Звука хлопушки, которая должна была имитировать выстрел, не было, только литаврист сделал один удар. Ленский растерялся: падать или подождать? На всякий случай приложил руки к груди, покачался туда-сюда и, наконец, решил упасть. Только он раскинулся, приняв эффектную позу, как за кулисами началась страшная пальба. Этот “салют” изрядно потешил публику.
Как-то один из слушателей начал спорить с современным немецким композитором Карлом Орфом, яростно ругая его произведения:
— Почему вы так увлекаетесь шумом? Вспомните Моцарта: сколько нежности в его музыке! Даже само имя его говорит об этом! Послушайте: Мо-царт! Вы же немец, знаете, что zart — это нежность!
— Ну, и что же? — возразил Орф. — Послушайте, как звучит мое имя: — Орф-ф, оканчивается на ff. Вы же музыкант, знаете, что это означает — фортиссимо!
Первый концерт Генделя в Лондоне успеха не имел.
Это обеспокоило его друзей, но сам Гендель был спокоен.
—Не жалейте об этом, — утешал он их, — в пустом зале музыка лучше звучит.
Однажды Иоганн Штраус, будучи уже известным композитором, встретил в Вене старого товарища, с которым двадцать лет назад сидел за школьной партой.
– Ах, Иоганн, как я рад! А чем ты все эти годы, собственно говоря, занимался, а?
Итальянский композитор Джакомо Пуччини был большим оптимистом. Чувство юмора его не покидало даже в самых печальных ситуациях. Однажды он сломал себе ногу и попал в больницу. Через несколько дней его навестили друзья. Приветствуя их, Пуччини весело сказал:
– Я так счастлив, друзья! Мне уже начали сооружать памятник!
– Не говори глупостей, оставь эти бессмысленные шутки,- испуганно вскрикнул один из его друзей.
– Я совсем не шучу,- ответил композитор и показал ногу в гипсе.
Когда юный Моцарт в семилетнем возрасте давал концерты во Франкфурте-на-Майне, к нему подошел мальчик лет четырнадцати.
– Как замечательно ты играешь! Мне никогда так не научиться.
– Отчего же? Ты ведь совсем большой. Попробуй, а если не получится, начни писать ноты.
– Да я пишу… Стихи…
– Это ведь тоже очень интересно. Писать хорошие стихи, вероятно, еще труднее, чем сочинять музыку.
– Отчего же, совсем легко. Ты попробуй…
Собеседником Вольфганга Моцарта был Вольфганг Гете.
Во время вечерней прогулки Гендель неожиданно попрощался со своими друзьями:
– Я иду ужинать.
– Надеемся, в приятном обществе?
– Разумеется! Я и индюк!
– Как? И вы справитесь с целым индюком в одиночку?
– Почему же в одиночку? С картошкой, овощами и, конечно, десертом.
Биографы Франца Шуберта отмечают, что великий австрийский композитор весьма равнодушно относился к детищам своей музы: то, что уже было написано, теряло для него интерес. Бывали даже случаи, когда он не узнавал своих сочинений.
Однажды известный австрийский певец Иоганн Фогль показал Шуберту одну из его недавних песен, транспонированную копировщиком. Просмотрев ноты, композитор воскликнул:
– Песенка складная! Кто ее написал?
Перед премьерой оперы “Фауст” у французского композитора Шарля Гуно спросили, сколько примерно лет Фаусту.
– Нормальный человеческий возраст,- ответил он,- шестьдесят лет.
Самому Гуно было тогда сорок.
Спустя двадцать лет Гуно задали тот же досужий вопрос.
– Нормальный человеческий возраст: примерно восемьдесят лет,- ответил композитор.
Один немецкий композитор написал песню на слова Шиллера и попросил Брамса прослушать ее. Брамс прослушал песню и задумчиво сказал:
– Превосходно! Я убедился, что это стихотворение Шиллера действительно бессмертно.
Рассказывают о случае, происшедшем как-то с Бородиным. Однажды, уходя из дома и предвидя, что во время его отсутствия к нему может прийти кто-либо из друзей, он приколол к входной двери записку: “Буду через час”. Вернувшись через некоторое время и увидев записку, он огорчился:
– Какая досада! Впрочем, ничего не поделаешь – придется подождать…
И, вздохнув, устроился на скамейке в ожидании… самого себя.
Источник: https://vk.com/music_911?w=wall-99339872_51676
